Машины специального назначения, базирующиеся на шасси танка Pz. Kpfw.I (Kleiner Panzerbefehlswagen Sd.Kfz 265)

Как известно, немцы первыми стали устанавливать на свои танки радиостанции. Но еще в 1934-1935 годах на танках Pz. Kpfw.I Ausf A радиостанций не было. Для управления бронетанковыми подразделениями применялись флажки и сигнальные ракеты. Естественно, надежно и эффективно управлять не всегда получалось. И только позже, на немецкие танки впервые были установлены простейшие приемно-передающие (коротковолновые) радиостанции Fu-5 или радиопередатчики Fu-2. Радиостанции устанавливали в передней части танка, а точнее, в боевом отделении. В то время, радиста-стрелка не существовало, поэтому, управлял рацией механик-водитель.

Естественно, для механика-водителя танка это было крайне неудобно. Представьте себе, нужно было управлять танком, а в то время это было очень тяжело, так как элементы управления танком были далеки от совершенства, и одновременно настраивать радиостанцию и говорить по ней. В общем, водители танков отказались это делать и стало очевидно, что необходимо сделать специальную командирскую машину, которая бы освобождала от других обязанностей в составе экипажа радиста.

В 1935 году создали специальные командирские танки Pz. Kpfw I (MG/Fu) на которые, в задней части корпуса танка установили рамные антенны и радиостанции большой мощности. К декабрю 1935 года немецкая компания Даймлер-Бенц сделала 6 таких командирских танков, которые получили обозначение I KA A. Это были танки Pz. Kpfw I Aisf A (I A LaS Krupp), у которых боевое отделение было увеличено на 25 см. Данные машины не имели вооружения и башни и с 1936 года они именовались как Kleine Panzer befehlswagen.
Когда началась гражданская война в Испании, в 1936 году для поддержки армии Франков, 3 танка KlPzBfWg были отправлены в Испанию. Эти танки имели коротковолновую приемно-передающую радиостанцию Fu-5. Эта 20-ватная радиостанция позволяла вести связь в радиусе 13-16 км. Помимо радиостанции, на борту танка был передатчик Fu-2. Экипаж этого танка теперь состоял из: радиста, механика-водителя и командира танка. Как уже было сказано, эти танки не имели вооружения, но со временем на них стали устанавливать 7,92-мм пулеметы MG-13. Огонь из этих пулеметов вел командир машины. В период с 1935 по 1938 года фирма Даймлер – Бенц создала 200 танков KlPzBfWg. Номера шасси танков KlPzBfWg числились с 15001 по 15200. Танки KlPzBfWg создавались в две партии (2 Kl B и 3Kl B). Различия были в увеличенной броне до 19 мм и пулемет MG-13 заменили на MG-34.

Уже с началом Второй мировой войны, на командирские танки KlPzBfWg устанавливались усовершенствованные радиостанции Fu-8 (увеличенный радиус действия). Сначала на командирские танки KlPzBfWg ставили мачтовые полужесткие антенны, потом монтировались рамные, а к началу войны устанавливали гибкие антенны (как на современных автомобилях, только подлиннее).
Каждый танковый батальон Панцерваффе должен был иметь 2 танка KlPzBfWg и в каждой танковой роте по штату должен был быть один танк командира роты. Три единицы танков KlPzBfWg должны были быть в штабе танкового полка. Со временем, в немецкие танковые войска стали поступать командирские танки PzBfWg 38(t) и PzBfWg III и танки KlPzBfWg были переведены в различные службы вспомогательных частей. Часто танки KlPzBfWg применяли для эвакуации раненных с поле боя, как это было в третьей и четвертой танковых дивизиях.

Боевое применение командирские танки KlPzBfWg получили в боях в Испании в 1936 году, потом при вторжении в Польшу в 1939 году. Командирские танки KlPzBfWg применялись 1-ом батальоне Minenraum (машины управления) и в роте «Глинке».
В боевых отделения танков KlPzBfWg была смонтирована аппаратура, которая позволяла управлять самоходными машинами разминирования Богвард В1. Помимо этого, на танки ставили дополнительные рамные антенны. В верхних люках слева устанавливались телескопические приборы наблюдения. Движением самоходными машинами разминирования Богвард В1 управлял командир.
1-й батальон Minenraum имел на вооружении 18 танков KlPzBfWg. Аналогичную машину с рамной антенной применял командир батальона Мюллер (инженер-майор).

Сверхтяжелый танк Landkreuzer P. 1500 Monster

Из-за малой известности нет точного изображения этого танка. Landkreuzer P. 1500 «Монстр» был проектом сверхтяжелого танка, планируемого для установки на него орудия Krupp 800mm Schwerer Gustav, таким образом представляя собой огромную САУ. Он должен был стрелять снарядами массой 7 тонн на расстояние до 37 км. В основном он должен был использоватся против хорошо укреплённых сооружений. В случае постройки, он бы легко перегнал Panzer VIII Maus, и даже огромный Landkreuzer P. Ratte 1000 в размере, но мощности двигателей хватило бы для развития скорости лишь 10-15 км/час. Он бы имел 42 м (138 футов) в длину, весил бы 2500 тонн, имел бы толщину лобовой брони корпуса 250 миллиметров, 4 V-образных дизельных двигателя и рабочий экипаж более 100 человек. Проектное оружие танка Landkreuzer P. 1500 Monster — 800мм пушка Dora (Schwerer Gustav)

P-1500 в сравнительном масштабе с грузовиком и танком PzKpfw VI Ausf.B „King Tiger“
сухопутный крейсер «Монстр» (Landkreuzer P-1500 „Monster“)
Классификация сверхтяжелая САУ, сверхтяжелый танк
Боевая масса, т 1500
Компоновочная схема неизвестно
Экипаж, чел. более 100 человек

История

Годы производства не производился
Годы эксплуатации не эксплуатировался
Количество выпущенных, шт. 0
Основные операторы

Размеры

Длина корпуса, мм по разным данным — 38000 или 42000
Длина с пушкой вперёд, мм 48000 или 52000
Ширина корпуса, мм по разным данным — 12000 или 18000
Высота, мм по разным данным — 7000 или 8000

Бронирование

Тип брони стальные панели
Лоб корпуса, мм/град. 250мм
Лоб корпуса (верх), мм/град. до 250мм
Лоб корпуса (середина), мм/град. до 250мм
Днище, мм до 70 мм
Крыша корпуса, мм до 70 мм
Активная защита нет
Динамическая защита нет

Вооружение

Калибр и марка пушки......800 мм орудие Dora (Schwerer Gustav)
Тип пушки...........нарезная
Боекомплект пушки.............отсутствует, снаряды подвозятся на грузовиках
Углы ВН, град...........+65 +2
Углы ГН, град...........360
Дальность стрельбы, км........ 38 км
Прицелы........по расчету
Пулемёты......нет
Другое вооружение.......две 150-мм гаубицы 15 cm sFH18
15-мм автоматические пушки .......MG 151/15 для обороны
Подвижность
Тип двигателя ........четыре двигателя MAN M9v 40/46 U-Boot Diesel Motor
Мощность двигателя, л. с.........4x 6500 (по другим данным — 4x 2200)
Скорость по шоссе, км/ч........20 км/ч
Скорость по пересечённой местности, км/ч.......10-15 км/час
Запас хода по шоссе, км.......возможно 500
Удельная мощность, л. с./т ....... 7 л.с./т
Тип подвески.........возможно торсионная

Landkreuzer P. 1500 Monster (Монстр) — немецкий сверхтяжёлый танк времен Второй мировой войны, который так и остался «на бумаге».

История создания

23 июня 1942 Немецкому Министерству по вооружению был предложен проект Landkreuzer P. 1000 Ratte. Адольф Гитлер заинтересовался проектом и разрешил «воплощение в металл» этого танка. В декабре того же года появился новый проект — 1500-тонный танк «Монстр» (Landkreuzer P. 1500 Monster). В начале 1943 года Альберт Шпеер отменил проект.

Описание конструкции

Проектный вес С-1500 превысил все нормы — одно лишь его основное орудие весило почти 500 тонн. Другим фактором являлась необходимость сильного бронирования и наличия большого количества вспомогательного оружия. Из-за огромной проектной массы перед разработчиками стояла серьезная проблема — обеспечение машине способности к передвижению как таковой.

Изначально предполагавшиеся в качестве силовой установки танка восемь Daimler-Benz оказались слишком слабыми, после чего разработчиками было принято решение о использовании для машины четырех V-образных двигателей двигателей MAN (6500 л.с. каждый), использовавшихся на подводных лодках типа VII. Однако даже с такой мощной силовой установкой танк не смог бы развить скорость более 20 км/ч, и для его обслуживания потребовалось бы более 100 человек экипажа.

Возможное военное применение

Танк P. 1500, даже если бы был закончен, не нашел бы практического применения в военных действиях. И хотя его толстая броня и мощная артиллерия создавали бы проблемы для противника, ввиду сильно ограниченной маневренности танк был бы уязвим для атак сзади. Единственное возможное применение машина могла бы найти только в глубоком тылу в качестве самоходного орудия, так как дальность артиллерии в 50 км подходила для разрушения вражеских укреплений.

Вблизи линии фронта использование P. 1500 не представлялось бы возможным ввиду невозможности транспортировки. Помимо того, что ни по железной дороге, ни на низко рамном прицепе-тяжеловозе танк не мог бы транспортироваться, его огромные размеры и масса не позволяла использовать мосты и тоннели. О расходе топлива такой исполинской машиной можно только догадываться.

Операция «Оверлорд»

Операция «Оверлорд» или «День Д» - стратегическая операция Союзников по высадке войск во Франции, ознаменовавшая собой открытие Второго фронта в Европе.

Вторжение в Нормандию началось 6 июня 1944 года с массированного ночного воздушного десанта, воздушными атаками и обстрелом немецких береговых позиций флотом. Ранним утром 6 июня началась высадка десанта с моря. Перед началом высадки, союзнические морские суда подвергли районы предстоящей операции тяжёлому обстрелу. В первый же день англо-американским войскам удалось закрепиться на участках высадки десанта и удержать плацдарм для дальнейшего наступления по Франции.

Битва за Нормандию продолжалась более двух месяцев, и закончилась освобождением Парижа и падением Фалезского котла в конце августа 1944 года.

Жанис Буткус - легенда латышских СС

Жанис Буткус родился 27-го июля 1906 года в Аугсткалне на территории современной Латвии, в семье Фрициса и Анны Буткус. Во время учебы Жаниса в средней школе, его отец тяжело заболевает и поэтому мальчику приходится взять на себя заботу о семье. Однако, несмотря на это он с восемнадцати лет активно занимается спортом – играет в футбол, боксирует, борется, стреляет.
В период с 1927-1928 гг. Буткус проходит военную службу в латышской армии в 3-м пехотном полку, который базируется в городе Митау (латышское название Елгава). Во время службы он оканчивает унтер-офицерские курсы. Благодаря своим спортивным достижениям, Буткус становится известной личностью в полку, а так же продолжает свое прерванное обучение, посещая вечернюю школу и планируя после получения аттестата сделать военную карьеру, став офицером. Но его отчим просит, чтобы Жанис вернулся назад на хутор и поэтому Буткусу приходится на время забыть о своих планах.
Жанис Буткус возвращается домой в городок Тервете, где занимается сельским хозяйством. В 1932 году он женится на Милде Йаюнгеркенс. В 1933 и 1936 годах у Милды и Жаниса рождаются две дочери, Марга и Мирдза. Вместе с тем он и здесь находит применение своей воинской специальности, возглавив взвод 16-го Елгавского полка военизированной организации самообороны "Айзсарги" ("Защитники"), которая в мирное время в сельской местности выполняла функции вспомогательных сил полиции. С 1937 года Буткус возглавляет отряд самообороны местного самоуправления.
В это же время он активно занимается спортивной стрельбой. Сначала Буткус, считаясь лучшим снайпером у себя в полку, участвует в 1937 году в чемпионате по стрельбе с мелкокалиберной винтовки, который проводился среди Балтийских стран, где занимает первое место. Затем в составе сборной Латвии в этом же 1937 году выигрывает серебро на чемпионате мира в Хельсинки, а через два года, в 1939 году – бронзу на чемпионате мира в Швейцарии.
После оккупации Латвии 17-го июля 1940 года, страна вошла в состав Советского Союза и в нее были введены советские войска. Хутор Буткуса конфискуют, а им самим начинают интересоваться военные ведомства. В январе 1941 года Жаниса Буткуса арестовывают, но обвинение ему так и не было предъявлено. Буткуса вскоре отпускают, и он возвращается к семье. Летом, боясь высылки, Жанис Буткус прячется у друзей в Риге, а затем в лесу, в окрестностях Тервете. Буткус так же хочет спасти и свою семью, спрятав их в безопасное место. Но это эму не удается. Родственники так и не приходят в оговоренное время к месту встречи. В ночь на 14-го июня 1941 года начинаются массовые аресты, в результате которых его жена и две дочери 5 и 8 лет были арестованы и депортированы в Сибирь, где пропали и без вести. (Хотя в принципе, не исключено, что кто-то из его семьи жив и проживает сейчас где-нибудь в Сибири).
Буткус вместе с двенадцатью единомышленниками организовывает партизанский отряд. И уже 20-го июня 1941 года "лесные братья" совершают свою первую вылазку на местную машинно-транспортную станцию. При этом они в качестве трофеев захватывают три винтовки, три пистолета, два охотничьих ружья, один грузовой и один легковой автомобили. Через три дня 23-го июня отряд принял участие в перестрелке с советской милицией в местном сельсовете. И этой же ночью Буткус с товарищами снова совершают нападение на машинно-транспортную станцию, захватив шесть тракторов с прицепами. При отступлении советских войск из Латвии, Буткус со своим отрядом, насчитывающим уже тридцать человек, атакует отходящих красноармейцев. Его группе "лесных братьев" удалось взять в плен 24 красноармейца, политрука, транспорт, боеприпасы, топливо, снаряжение и оружие. Перед входом немецких войск в Тервете Буткус и его отряд вел упорный бой с отступающими войсками РККА, в результате которого потери красноармейцев составили около 35-40 пленными и 14 убитыми.
После того как немецкие войска вошли в Тервете, из местных жителей был образован отряд самообороны, который и возглавил Жанис Буткус. Затем 18-го марта 1942 года он добровольцем вступает в 26-й (Тукумский) полицейский батальон, где служит на должности командира отделения. С 16-го июня 1942 года батальон направляется на восточный фронт, где участвует в антипартизанских операциях в болотистой местности возле города Пинск. Осенью этого года Тукумский полицейский батальон перебрасывается в район озера Ильмень, где вместе с 16-м полицейским батальоном так же принимает участие в боях с партизанами. Принявший 13-го декабря 1942 года под свое командование взвод, Жанис Буткус вместе с обер-фельдфебелем Адамсонсом Мирвальдисом совершают смелый и дерзкий разведывательный рейд по тылам противника, за что оба 27-го марта 1943 года были награждены Железными Крестами 2-го Класса.
10-го февраля 1943 года приказом Гитлера создаётся "Латышский добровольческий легион СС". А 24-го марта 1943 года рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, издаёт приказ, уточняющий понятие "латышский легион" в качестве общего обозначения для всех латышей, в том числе и для тех, которые уже проходили службу в латышских воинских формированиях, включая полицейские батальоны. Поэтому в апреле 1943 года 26-й полицейский батальон вошел в состав 2-го латышского добровольческого полка СС под командованием оберштурмбанфюрера СС Карлиса Лобе и был переименован в 3-й батальон. Из состава 1-го и 2-го латышских добровольческих полков СС в мае 1943 года была организована латышская добровольческая бригада СС. Произведенный 2-го апреля 1943 года в легионс-гауптшарфюреры СС, Буткус назначен командиром взвода в 10-ой роте 2-го латышского добровольческого полка СС, затем переименованного в 40-й добровольческий полк СС (латышский №2) при создании в ноябре 1943 года 2-й латышской добровольческой бригады СС. Эта бригада с ноября 1943 года по 18-е января 1944 года участвовала в боевых действиях против частей Красной Армии на различных участках фронта группы армии "Север".
Летом 8-го августа 1943 года за уничтожение вражеского дота Жанис Буткус награждается Железным Крестом 1-го Класса. С 1-го января по 14 февраля 1944 года он командует специальной истребительной командой, а затем, произведенный благодаря своей храбрости 30-го января 1944 года в легионс-унтерштурмфюреры СС, принимает командование 10-й ротой.
С февраля по март 1944 года 2-я Латышская добровольческая бригада СС обороняла участок на рубеже Новый Путь – Пушкинские горы вдоль реки Великая (территория современной Псковской области). Приказом от 22-го марта 1944 года 2-я Латышская добровольческая бригада СС преобразуется в 19-ю латышскую добровольческую дивизию СС и совместно с 15-ой латышской добровольческой дивизией СС включается в состав 6-го корпуса СС, 18-ой армии, группы армий "Север". Одновременно с этим 40-й добровольческий полк СС (латышский №2) был соответственно переименован в 43-й латышский добровольческий полк СС. С марта 1944 года 19-я дивизия ведет тяжёлые оборонительные бои южнее Пскова. В июне 1944 года дивизия снова была переименована, теперь в 19-ю гренадёрскую дивизию войск СС (латышскую №2) и полки, соответственно, стали называться "гренадёрскими полками войск СС". (В январе 1945 года 43-й гренадерский полк в войсках СС будет удостоен имени командира латвийской добровольческой бригады СС Генриха Шульдта, погибшего в бою 15-го марта 1944 года, а личному составу полка будет присвоена именная нарукавная лента.)
26-го июня 1944 года Жанис Буткус назначен руководителем специальной снайперской школы открытой на базе 19-го полевого запасного батальона СС, который базировался в районе Опочки. Затем его в этом же качестве переводят в 19-й фузилерный (разведывательный) батальон СС, сформированный из состава 19-го полевого запасного батальона.
16-го июня 1944 года Буткус становится первым латышом, награжденным Знаком за Ближний Бой в Серебре, а 28-го июня 1944 года – вторым латвийцем, награжденным Германским Крестом в Золоте.

Из рекомендации к награждению, данной ему 7-го апреля 1944 года:
"11-го августа 1943 года Буткус, командуя спецгруппой в количестве 20-ти человек, проводил скрытую разведку на Волховском участке фронта возле деревни Теремец-Курляндская. При этом спецгруппе удалось уничтожить четыре вражеских дота вместе с их гарнизоном и захватить в плен двух красноармейцев.
4-го января 1944 года Буткус как командир истребительной команды бригады получает приказ ликвидировать партизанский лагерь, находящийся примерно в 14-ти км от реки Оредеж. Эта операция была осуществлена им успешно.
11-го января 1944 года Буткус со своей командой участвует в антипартизанских акциях, уничтожив при этом многочисленные партизанские укрытия.
30-го января 1944 года Буткус с истребительной командой атакует окопавшегося противника, который оказывает немецким войскам ожесточенное сопротивление. Будкус, обойдя врага, обращает его в бегство.
3-го февраля 1944 года истребительная команда Будкуса совместно с немецкими частями принимает участие в бою за деревню Подгорье, в которой закрепились просочившиеся части красной армии. И снова Будкус атакует противника с тыла, заставив тем самым его отступить.
7-го февраля 1944 года была атакована и захвачена железнодорожная станция Передольская. Подразделение Будкуса вместе с другими немецкими частями залегает на перроне станции и готовится к обороне. Когда противник переходит к контратаке, Будкус с пятью своими товарищами остается на позиции, обеспечивая эвакуацию раненных. Даже контуженный взрывом гранаты он продолжает держать оборону до прихода подкрепления.
24-го февраля 1944 года Будкус действует как командир роты, отражая вражескую атаку возле села Поддубье. Несмотря на слабость, он контратакует противника, нанеся ему серьезные потери.
26-го февраля 1944 года Будкус, проводя скрытую разведку в лесу на занятой советскими войсками территории, заметил, как пятеро красноармейцев захватили в плен немецкого лейтенанта. Быстро настигнув русских, он освобождает лейтенанта, уничтожив при этом троих противников".

В августе 1944 года Жанис Буткус в качестве командира роты 19-го полевого запасного батальона СС принимает участие в боях в районе между Лубаной и Цесвайне. Части полевого запасного батальона вместе с частями 43-го гренадерского полка занимали оборонительные позиции по реке Айвиексте, защищая правый фланг 19-ой гренадерской дивизии войск СС. Этой сводной боевой группе была поставлена задача, сдерживать противника, предотвращая его прорыв и выход в тыл дивизии. Буткус и его рота, насчитывающая всего 50 человек, занимала оборонительные позиции по опушке леса протяженностью три километра и готовилась отразить атаку советской пехоты. Противник атаковал северо-восточнее Ма́доны. Буткусу и его подразделению пришлось в течение двадцати часов отражать непрерывные вражеские атаки. Зная все намеренья противника, благодаря действиям несколько разведывательных групп, он с успехом удерживал свои позиции. Два раза Буткусу удавалось самому контратаковать противника, оттеснив его на исходные позиции, уничтожив до двух рот пехоты и захватив при этом четыре противотанковых пушки и два тяжелых пехотных орудия. После того как позиции находящихся слева и справа частей были прорваны советскими войсками, Буткус еще в течение шести часов сдерживал противника, давая возможность отступившим немецким частям закрепится на новой линии обороны. Полностью окруженный, он принял решение вместе с остатками своей роты с боем пробиваться к своим. Раненый в боях пулей в живот и шрапнелью в плечо и ногу, Жанис Буткус вышел в расположение своего батальона всего лишь с восемью гренадерами.
За то, что Буткус рискуя жизнью, сумел сдерживать противника до тех пор, пока подразделения дивизии смогли закрепиться на новых оборонительных рубежах, командир 19-ой гренадерской дивизией группенфюрер войск СС Бруно Штреккенбах 19-го августа 1944 года представляет его к награждению Рыцарским Крестом Железного Креста.
В августе 1944 года 19-я дивизия СС была разоружена и отведена в Германию, где часть ее солдат была передана в 15-ю дивизию СС. Впоследствии, после освежения и доукомплектования, 19-я дивизия будет снова переброшена в Латвию, где примет участие в последних боях в Курляндии. Сам же Буткус был направлен в военный госпиталь в Лиезере. Контуженный и раненый к концу войны шесть раз, он еще 28-го апреля 1944 года получил Золотой Знак за Ранение. Командующий 6-м армейским корпусом при СС обергруппенфюрер войск СС Вальтер Крюгер телеграммой направляет Гимлеру ходатайство о присвоении Жанису Буткусу за его смелость и отвагу внеочередное звание гауптштурмфюрер в войсках СС, минуя очередное – оберштурмфюрера. Гимлер 28-го августа 1944 года удовлетворяет эту просьбу и Буткус уже в звании гауптштурмфюрера, находясь на должности командира роты в 19-м полевом запасном батальоне СС, 21-го сентября получает из рук командира дивизии группенфюрера войск СС Бруно Штреккенбаха Рыцарский Крест.
Формально переведенный 1-го октября 1944 года в 15-й полевой запасной батальон СС, Буткус в октябре этого года был направлен для дальнейшего выздоровления и обучения в Германию. Поскольку его раненая нога плохо заживала, ему было отказано в возвращении в свою дивизию, которая находилась в это время в Курляндском котле. Вместо этого весной 1945 года Буткус был снова переведен в 15-й полевой запасной батальон СС. В самый последний момент этому подразделению, которое имело в своем составе 68 офицеров, 604 унтер-офицеров и рядовых, а так же около 100 резервистов, удалось спастись от Красной Армии, эвакуировавшись морем из Свидемюдской гавани в Данию.
К концу войны Жанис Буткус имел на своем счету 59 дней ближних боев, что было достаточно для вручения Пристежки за Ближний Бой в Золоте. Первый раз он был представлен к ней еще 22-го августа 1944 года обергруппенфюрером войск СС Вальтером Крюгером. Затем еще несколько раз на имя Гимлера отправлялись запросы о награждении его этим почетным знаком, но по неизвестным причинам Буткус так и не получил знак "высшего отличия пехотинца".
До капитуляции Жанис Буткус находился в Дании, а затем был переведен в лагерь для военнопленных в бельгийском городе Цедельгем. Там он со своими боевыми товарищами основывал организацию взаимопомощи ветеранам Латвийского легиона СС и их семьям – "Даугавас Ванаги" ("Ястребы Даугавы"). После освобождения Буткус обосновывается в баварском городе Аугсбург, женившись во второй раз на своей землячке из Тервете. Выучившись на ювелира, он 7-го августа 1956 года вместе с семьей эмигрирует в США, где долгое время проживает в городе Милуоки расположенным на берегу озера Мичиган. Там он так же продолжает заниматься общественной деятельностью, возглавив американское отделение "Даугавас Ванаги" занимая так же пост председателя суда чести. После того как дочь Буткуса переезжает на Аляску, он вместе со своей женой следуют за ней и поселяются в городе Палмер.
Умер Жанис Буткус 15-го мая 1999 года.

Военные преступления Войск СС: инцидент в Мальмеди

Самым известным случаем расстрела союзных военнопленных эсэсовцами, конечно же, является инцидент в Мальмеди 17 декабря 1944 года. Об этом случае упоминается во всех книгах об СС и в очень многих общих работах посвященных истории Второй Мировой Войны.

Это произошло во время наступления в Арденнах. Известно, что об этом случае было сделано так много противоречивых свидетельств, что сегодня чрезвычайно сложно установить, что же на самом деле произошло в Мальмеди, а точнее – на перекрестке Бонье 17 декабря. В 13:00 авангард боевой группы «Пайпер», состоявший из трех гусеничных бронетранспортеров и трех танков, двигавшийся на север от Тиримона, вышел на шоссе у Бонье и атаковал американскую автомобильную колонну (около трех десятков машин). Эта колонна принадлежала батарее «Б» 285-го разведывательного батальона полевой артиллерии 7-й американской бронетанковой дивизии. Когда немецкие танки открыли огонь, американцы пришли в полное замешательство, экипажи в панике покидали свои машины, хотя подбиты были только некоторые из них. Часть личного состава сразу же бросила оружие и с поднятыми руками побежала к перекрестку. Только немногие пытались оказать сопротивление. Немцы обыскали сдавшихся американцев, а затем собрали их на поляне, рядом с придорожным трактиром. Всего захвачено было около 125 человек. Пайпер оставил с пленными небольшую охрану, а сам пошел со своим отрядом дальше, в Линьевилль, где намеревался захватить американский штаб. По данным известного историка Гордона Уильямсона в качестве охраны осталось два танка Pz-IV. Так или нет – установить трудно. Сам же инцидент произошел около 14:00, когда мимо пленных следовала основная колонна группы Пайпера. Согласно данным Уильямсона, член экипажа танка № 731, фольксдойче из Румынии Георг Флепс, дважды выстрелил из своего пистолета в толпу пленных, в результате чего два человека упали. Когда остальные пленные начали разбегаться, огонь открыли и другие немцы, почти все пленные погибли. Когда стрельба прекратилась, вновь раздались единичные выстрелы – некоторые гренадеры, проходя среди лежащих тел, добивали тех, кто еще подавал признаки жизни. Историк Хэнсон Болдуин сообщает, что этими немцами были унтер-офицеры из саперного батальона 1-й танковой дивизии СС. Несмотря на это, довольно большое количество американских солдат уцелело, притворившись мертвыми; договорившись о времени побега, они внезапно вскочили на ноги и скрылись в лесу. Немецкие источники утверждают, что было убито около 20 пленных, бельгийские свидетели говорят о 35 погибших, а американцы – о 120.

Польский историк Шон Датнер сообщает, что сначала пленных обстрелял авангард Пайпера, после первого обстрела пленных танки отошли, однако вскоре появилась другая колонна немецких танков (очевидно – основная часть группы), которая снова обстреляла лежащих пленных(?). Таким образом, по Датнеру получается, что пленных американцев обстреливали минимум два раза. Правда, другие источники не поддерживают эту точку зрения. А по данным Болдуина, выстрелы вообще произвел немецкий солдат из проезжающего командирского(!) автомобиля, а не из танка. Все эти, вроде бы и не большие, противоречия свидетельствуют только об одном – что в действительности произошло на перекрестке Бонье 17 декабря 1944 года, установить вряд ли когда-либо удастся.

Расследование этого инцидента, начавшееся сразу же «по горячим следам», продолжилось после войны. Кульминацией американского «следствия» стал послевоенный трибунал в Дахау, где судили Зеппа Дитриха и подчиненных ему офицеров из 6-й танковой армии и 1-го танкового корпуса СС. По нашему мнению, версия, появившаяся в результате расследования, проведенного на трибунале в Дахау, и утверждающая, что убийство американских военнопленных была тщательно спланированной акцией абсолютно не убедительна. Американцы из всех сил стремились доказать, что расправа не была случайной, а явилась результатом конкретной установки немецкого командования не брать пленных. Конкретный приказ якобы исходил от Зеппа Дитриха, который руководствовался указаниями Гитлера, отданными на совещании в Бад Наугайме 12 декабря 1944 года (отметим, что современный объективный американский военный историк Сэмюэл Митчем, со стопроцентной уверенностью утверждает, что Дитрих ничего не знал о расстреле военнопленных у Мальмеди).

Как и ожидалось, большое число фактов, на трибунале рассматривавшихся как истинные, впоследствии оказались ложью. Нарушения, допущенные следователями, позднее обвинявшимися в использовании практически всех средств для выбивания нужных им показаний – от признаний, подписанных немцами под давлением, до фабрикации доказательств позволяют усомниться в доказательствах, которыми оперировала американская следственная группа.

Вторая версия пытается объяснить бойню трагической ошибкой, случившейся в момент прибытия основной части колонны боевой группы Пайпера: гренадеры открыли огонь по стоящим на поле людям, приняв их за готовых к бою солдат противника. Эту версию поддерживает и знаменитый Отто Скорцени, утверждающий, что некоторые американские военнопленные снова взяли в руки оружие, как только авангард ушел вперед. Солдаты основной колонны Пайпера, увидев это, открыли огонь на поражение. Скорцени свидетельствует, что видел одну из фотографий сделанных на месте преступления, на ней изображен убитый американский военнопленный, сжимающий в руках винтовку. К сожалению, расстояние, на котором велся огонь, и показания выживших, которые утверждали, что огонь велся со стоящих машин, а не со вступающих в бой танков, опровергают эту теорию.

По утверждению историка Паллю, автора одного из самых объективных исследований о боевой группе «Пайпер», инцидент у Мальмеди был самым настоящим боевым несчастным случаем, огонь, очевидно, начался тогда, когда кто-то из пленных попытался бежать. По этой, либо по иной причине, прозвучал первый выстрел, когда же на немецкой – и на американской стороне началась паника, гренадеры открыли огонь из пулеметов. Закончилось же это уже умышленным нарушением «законов и обычаев войны», военным преступлением – некоторые гренадеры потеряли контроль над собой и ходили среди тел, добивая подающих признаки жизни американцев. Известно, что солдаты этой же части совершили еще одно военное преступление, убив в Линьевилле восемь американских военнопленных, а также в районе Ставелота, где было убито несколько десятков мирных жителей. С другой стороны те же гренадеры, не применяя излишнего насилия, пленили сотни американцев под Хонсфельдом, Шенье и Стумоном и были обычно вполне корректны по отношению к мирному населению.

Тот же Паллю утверждает, что убийство сдавшихся в плен военнопленных было обычным явлением во всех воюющих армиях Второй Мировой Войны. Имели место несколько случаев убийства пленных немецких военнослужащих и в ходе Арденнской битвы, совершенных американцами из мести, особенно после того, как американское командование решило широко осветить инцидент в Бонье, использовав его для поддержания решимости американских солдат в критический момент. Удивительно, что, хотя во время подготовки судилища в Дахау следователи не смогли найти в немецких архивах приказы об уничтожении пленных, подобные приказы отдавались в американских частях, ставших жертвами своей собственной пропаганды. Это выразилось в нескольких приказах, например, в изданном штабом 328-го пехотного полка американской 26-й пехотной дивизии, где предписывалось не брать в плен солдат войск СС и парашютистов, а расстреливать их на месте. Хорошо известно, что месть в Женевской конвенции не является оправданием и, следовательно, американцы тоже виновны в зверствах. Таким образом, в Шенье был убит 21 немец, в том числе несколько раненых, которые сдались в плен с флагом Красного креста на пороге дома, из которого выходили с поднятыми руками. Правда, американцы, в конечном счете, оказались победителями, а их, как известно из старинной мудрости – не судят.

О трибунале в Дахау нужно сказать особо. Почти наверняка предполагалось, что это будет показательный процесс, в назидание потомкам. Для его проведения вместе были собраны многие из оставшихся в живых солдат «Лейбштандарта» побывавшие в Арденнах, члены штаба 1-го танкового корпуса СС и 6-й танковой армии. В специальном лагере собрали около тысячи человек из боевой группы Пайпера. Условия были ужасны, немцы сильно голодали. Частыми были издевательства со стороны американской охраны. Понятно, что это делалось, чтобы сломить сопротивление пленных и добыть у них конкретные свидетельства об убийстве и выявить виновных. Для процесса были отобраны 73 немецких военнослужащих.

Жестокими методами американским следователям удалось сломить многих эсэсовцев, среди них – бывшего адъютанта Пайпера Ханса Груле, Йозефа Дифенталя и самого Пайпера. О том как «ломали» Пайпера, подробно рассказал историк Чарльз Мессенджер, в своем исследовании военной карьеры Зеппа Дитриха. В результате, измученные солдаты подтвердили наличие приказа о расстреле военнопленных.

Позднее люди Пайпера подтвердили, что подверглись пыткам. Инсценировки повешения, побои, инсценированный суд и угрозы расправиться с семьями – все имело место. Заявления о пытках в дальнейшем послужили главной основой спора по поводу законности суда.

На судебном процессе рассматривался не только инцидент при Бонье 17 декабря 1944 года, но и случаи «открытые» американскими следователями в ходе расследования. Всего подсудимых обвиняли в расстреле 464 военнопленных и около 110 гражданских лиц. Правда, все пошло не так, как хотелось американским судьям. Грубые методы выколачивания признаний впоследствии не оправдались. После начала процесса обвиняемые начали забирать свои заявления и признания, сделанные под давлением. Зепп Дитрих, Фриц Кремер изменили свои показания. Кроме того, наличие приказа по армии об уничтожении военнопленных «в случае определенных обстоятельств» так и не было подтверждено. Никто также не поинтересовался тем, что, если Дитрих отдал подобный приказ по армии, то почему этим воспользовалась только одна боевая группа. Танковых дивизий СС в 6-й танковой армии было четыре, следовательно, можно было бы и от остальных ожидать таких же инцидентов, а их – не было.

В действительности, в приказе по 6-й танковой армии значилось: «Должны предвидеться действия со стороны вооруженных гражданских лиц. Они в основном принадлежат к так называемому движению сопротивления. Возможно, будут заминированы дороги, а под железнодорожные пути и мосты заложены подрывные заряды. Штабы, телефонные линии, транспортные колонны должны охраняться. Сопротивление вооруженных гражданских лиц должно быть сломлено».

В качестве свидетелей защиты на процесс были приглашены бывшие офицеры 6-й танковой армии. Их показания убедительно свидетельствовали о надуманности американских обвинений. Так, Рудольф Леманн, Хуберт Майер и несколько других офицеров, подтвердили, что получили от Фрица Кремера приказ, запрещающий дурное обращение с военнопленными. Герман Присс дошел до того, что даже заявил, что и Гитлер, на совещании в Бад Наугайме 12 декабря 1944 года ничего не говорил о военнопленных. Ничего такого не было и в приказе Дитриха. По показаниям Присса, приказ по тыловой деятельности подписанный Кремером, содержал указание о способе отправки пленных в тыл, а не их уничтожения, как стремились доказать американские следователи.

Ключевой фигурой на суде, несомненно, был Йоахим Пайпер. Он также отверг свои первоначальные показания, и повторил, то, что говорили другие – приказ был о сборе военнопленных и о возможном сопротивлении гражданских лиц. Важным свидетелем защиты стал американский подполковник Маккоун, побывавший в плену у Пайпера(!). По его словам Пайпер, образованный, рассудительный и спокойный человек, соблюдал нормы международного права. Например, в Ла-Гляйце не было расстрелов военнопленных (кроме Маккоуна это подтвердил и местный священник), как утверждали обвинители, инкриминировавшие Пайперу убийство 60-70 американских военнопленных именно в Ла-Гляйце. По воспоминаниям жителей Линьевилля, Пайпер вел себя с ними очень дружественно, чего, однако, нельзя было сказать про всех его солдат. И это вполне понятно, ведь у каждого военнослужащего свое отношение к местному населению на вражеской территории на войне, зависящее от разных факторов.

Правда, все эти утверждения не удовлетворили судей. Слишком сильным было давление американской общественности на суд, в целях признать всех ответчиков виновными. Поэтому нет ничего удивительного, что за исключением одного (его имя – Курт Бриземайстер, другие подробности не известны), 11 июля все обвиняемые были признаны виновными, а 16 июля – оглашен смертный приговор. Итог был следующим: 43 человека были приговорены к смертной казни через повешенье, а остальные – к разным срокам: от 10 лет до пожизненного тюремного заключения. Пожизненный срок получили 28 человек, среди них – Зепп Дитрих. Однако, стараниями адвокатов обвиняемых, из-за грубых нарушений, имевших место во время процесса, были сформированы две новые следственные комиссии. На поверхность всплыли фабрикация доказательств, пытки и тому подобное. Приговор был пересмотрен. В марте 1948 года сроки заключения были уменьшены, а на следующий год отменены все смертные приговоры. Вскоре многие заключенные были отпущены на свободу. Что касается основных обвиняемых, то Зепп Дитрих был освобожден из заключения только в 1955 году, а Йоахим Пайпер – в 1956.

Пономаренко Роман, кандидат исторических наук

Воспоминания о "Маркет-Гарден"

17 сентября 1944-го года союзники начали операцию "Маркет-Гарден", известную так же как "Битва за Голландию". К годовщине этого события мы решили опубликовать некоторые воспоминания очевидцев.

МЕВРОУ ЭЛИС СТРАТЕН-ВИССЕР, Остербейк.

Парашютисты спускались с небес беззвучно и как-то нереально, потом появились самолеты, которые тянули самолеты поменьше. Они назывались планеры. Все это зрелище очень впечатляло. Очень скоро солдаты были уже на нашей улице. Началась перестрелка, в дверь нашего сарая попало несколько пуль.
На следующий день отец пошел к соседям, просить позволения для всех нас укрыться у них в подвале, потому что наш дом в Остербейке, прямо возле железнодорожной станции, становился опасным местом. Мы всем семейством переехали в подвал дома на Кнеппельхаутвег, прямо за гостиницей «Хартенштейн» и недалеко от другой гостиницы – «Тафельберг». Оказалось, что это было не лучшее решение, потому что этот дом оказался в самом эпицентре боев и постоянно обстреливался. Обстреливали его и с другого берега Рейна.
Очень скоро, сидя в подвале, мы научились отличать звуки летящих мин от звуков выстрелов. Детей поднимали к высоким подвальным окнам, чтобы они рассказывали, что видят, но потом британские солдаты закрыли окна мешками с песком, заботясь о нашей безопасности. Они не забывали про нас и в те редкие минуты, когда бой затихал. То один, то другой заходили к нам. Даже здесь они не выпускали из рук свое оружие, готовые по первому сигналу снова вступить в бой. Англичане приносили нам шоколад, которого не было в Голландии все четыре года войны, и многие дети просто не знали еще, каков он на вкус. Мужчин угощали сигаретами. Близнецы Корри и Дикки пели им песни, но больше всего «Томми» баловали мою младшую сестру Трусж, которой еще не было и трех лет.
Однажды англичанин пришел с усталой улыбкой на лице. Он увидел, что один немецкий солдат собирал помидоры на огороде возле дома. Он выстрелил в него, и немец упал, раздавив всю свою добычу.
Так проходили дни и ночи. Взрослые молились и читали Библию. Иногда дети начинали плакать, потому что еды у нас было все меньше и совсем не осталось молока. Взрослые решились приготовить цыпленка или кролика (я не помню точно, что это было за животное), но «Томми» сказали им, что разводить огонь очень опасно.
Стрельба становилась все более сильной. Несколько раз снаряды попадали прямо в дом, и выход из подвала заваливало обломками камня. Взрослым приходилось расчищать его.
А потом, после десяти дней и ночей, пришли немецкие солдаты. Они выгнали нас на улицу и приказали убираться прочь. Мы видели, что двух наших друзей-англичан захватили в плен, они шли по улице с руками, поднятыми к голове. Их конвоировали немецкие солдаты. Мы тогда были совсем малышами, но в нас жило твердое понимание, что английские солдаты – это друзья, а немцы – враги. Даже сейчас, когда я вспоминаю тех двух «Томми» с поднятыми к голове руками и горластых «Моффен» (немцев), подгоняющих их, у меня внутри все холодеет.
Всем гражданским приказано было покинуть город. Немцам было безразлично, куда мы пойдем и где будем жить. Мы просто должны были очистить город. «Моффен» постоянно орали на нас: «Убирайтесь! Прочь!» и угрожали оружием. Мы были очень напуганы, и страх становился вдвойне сильнее от того, что мы видели, что и взрослые тоже боятся.
На развалинах дома отец нашел детскую коляску. Хотя она была вся покорёжена, в ней еще можно было везти нашу Трусж. Наша сиделка плохо себя чувствовала, поэтому отец повез ее на своем велосипеде. Чемоданы и вещи распределили на всех, и даже дети должны были что-то нести.
Мы шли мимо гостиницы «Тафельберг», которая в течение недели была госпиталем, а теперь стояла разрушенная. На перекрестке Утрехтсевег-Статионсевег мы увидели скопление народа – здесь были и гражданские, и военные. Посередине Статионсевег лежал мертвый человек, рядом валялся его велосипед и разбитые очки. Дальше, между деревьями, мы увидели тела убитых англичан. Малыш Кос уверял нас, что солдаты просто спят, но это было не так, они все были мертвые. Мы с ужасом смотрели на убитых людей и разрушенные дома. Отец просил нас отвернуться, но его слова были бесполезны. Родители не в состоянии были защитить нас от этого кошмара...

  







2-Й ЛЕЙТЕНАНТ МОНРО ЗАРТМАН
309 эскадрилья 315 военно-транспортная авиагруппа


18 сентября мы прогревали моторы нашего испытанного «Goonies» с бортовым номером 622, готовясь к полету к зоне высадки, расположенной примерно в восьми-десяти километрах к западу от Арнема.
Фельдмаршал Модель знал, что мы прилетим. Он даже знал время и место. Возможно, он даже знал номер моего самолета. Они не зря потратили боеприпасы у Граве за день до этого. Мы еще не знали, что немецкий патруль обнаружил весь комплект документов и планов в сбитом планере «Вако», в том числе, время и место прибытия самолетов с подкреплениями и грузами.
Немцы, во-первых, направили в места будущих высадок танки и пехоту, которая окопалась и ждала. Во-вторых, они отправили навстречу нам большую часть оставшихся у них истребителей Люфтваффе.
С пальцами на спусковых крючках, Джерри затаились возле своего замаскированного оружия, самолеты Люфтваффе высоко в небе ожидали нашего прибытия. Все вслушивались и всматривались в небо. Назначенный час уже подошел. Но ни одного самолета не появилось, даже отдаленного гула приближающейся армады не было слышно. Прошел час - никаких изменений. Самолеты, горючее которых подошло к концу, вернулись на аэродромы. Немцы ломали головы. Что это - уловка янки? Немцы не могли знать прогноз погоды над Англией. Это бы им все объяснило. Его величество туман, фактически, спас нас от смерти. И может быть, именно благодаря ему я сейчас пишу эти слова.
Парашютисты, двадцать суровых парней в брюхе нашего 622-го горели желанием поскорее присоединиться к тем ребятам из 1-ой десантной, что были высажены у Арнема накануне. Пока тянулись часы томительного ожидания, они потягивали чай из своих фляг и тяготились вынужденным бездействием. Инструктор, стоявший у открытой двери в самом хвосте самолета, то и дело сообщал им последние новости, а Красные Дьяволы встречали их усмешками и грубыми шутками.
Наконец мы вылетели.
Как только мы оказались над территорией Голландии, немцы стали обстреливать нас. То и дело впереди по курсу расцветали серо-черные шапки разрывов, а по обшивке самолета грохотала шрапнель. Я сидел на двух свернутых защитных жилетах, которые должны были защитить меня от осколков, один такой же жилет я надел на себя перед вылетом, кроме того, я до самых ушей натянул на голову шлем. И все равно мне было страшно (да, чертовски страшно!).
Нам уже не требовались какие-то особые ориентиры, чтобы определить направление на цель. Через ветровое стекло мы хорошо видели клубы дыма впереди, это и был Арнем. Мы знали это точно, хотя и не могли еще видеть его знаменитый мост через Рейн. Неистовство высадки охватило нас… Вот последний парашютист покинул самолет, и мы тут же свалили самолет в пологое пике, чтобы разогнаться и пройти опасный участок как можно ниже над землей (низколетящую цель сложнее всего сбить). Мы проносимся над головами немцев со скоростью 170 миль в час прежде, чем они успевают услышать нас.
Как я узнал позже, Красные Дьяволы были под огнем в течение всего времени высадки - и в небе и на земле. Вот что писал один парашютист об этой высадке: «После того, как самолет пересек голландское побережье, мы сразу оказались под огнем зениток, установленных на баржах в каналах и реках. Вся зона высадки пылала, мы приземлялись прямо в центр боя между планерной пехотой 7-го батальона шотландских пограничников и отрядами СС, сформированных из курсантов школы младших офицеров. Позже мы узнали от тех парашютистов, кто высадился в воскресенье и размечал для нас зону высадки, что если бы нас высаживали в назначенный час, нам пришлось бы столкнуться еще и с немецкими «мессершмиттами».
Конечно, наш 622-й не перевозил никого из важных шишек в эти три дня операции, но практически все выжившие в битве за мосты парашютисты говорили, что рейс к зоне высадки по опасности и риску ничуть не уступает тому, что они повидали на земле.

РЯДОВОЙ ФРЭД МУР
1 парашютный батальон, 1 парашютная бригада,1 вдд. Ч. I

Воскресенье, 17 сентября
Я ступил на землю Голландии около полудня. Приземлился на поле, огороженном ровной лесополосой. Посадка прошла без осложнений. Это был великолепный солнечный день. Все мы были возбуждены. Мы еще несколько часов оставались в зоне высадки, затем нам было приказано двигаться вперед, по возможности избегая контакта с врагом. Мы должны были в полном составе прибыть в район севернее Арнема и защищать подходы к автомобильному мосту, который к этому времени должен будет захватить 2-й батальон. Передовые отряды нашего батальона ввязались в бой с немецкими подразделениями Зеппа Краффта и понесли потери. Мой пулеметный взвод несколько раз останавливался в лесистой местности, пока нам не приказали погрузить наши «Виккерсы» на джипы. К утру мы были в предместьях Арнема.

Понедельник, 18 сентября
Очень медленно и с боями мы продвигались вперед. Потерпев неудачу на нашем маршруте, мы теперь двигались по тому маршруту, которым днем раньше шел 2-й батальон. Дом за домом, ярд за ярдом мы приближались к мосту, однако к сумеркам мы все еще были примерно в миле от него. Мы закрепились на ночь в домах по обе стороны от дороги.

Вторник, 19 сентября
На рассвете нас проинструктировали, что главной нашей задачей будет прорыв вперед для воссоединения со 2-м батальоном на мосту. Идти вперед следует, невзирая ни на какие жертвы. С рассветом начался бой. Немцы заняли позиции в недостижимых для нас зданиях, возвышающихся над дорогой слева от наших позиций. Мы вынуждены были искать укрытия на засаженных деревьями задних дворах. Тем не менее, нам удавалось медленно продвигаться, пока с противоположного берега реки не открыли убийственный огонь пулеметы и минометы. Это была настоящая бойня. Фактически, к полудню 1-й и 3-й батальоны перестали существовать, а 10-й батальон и Южно-Стаффордширский батальон понесли тяжелейшие потери. Поступил приказ отступать и соединяться с оставшимися в арьергарде силами дивизии, чтобы защитить оборонный периметр вокруг Остербейка. Мы добрались туда уже в темноте и заняли несколько зданий, подготовив их к обороне.

Среда, 20 сентября
С самого утра смешанный отряд из солдат 1-го, 3-го и 11-го батальонов и батальона Южных Стаффордширцев, вооруженный одним станковым пулеметом «Виккерс» и различным стрелковым оружием, закрепившись в зданиях, отражал спорадические атаки бронетехники и обстреливал сектор берега, примыкающий к разрушенному понтонному мосту, где, судя по всему, укрывалась немецкая пехота. В результате танковых атак здания вокруг нас загорелись, и единственный способный передвигаться сержант, который теперь командовал нашим поредевшим отрядом, приказал отступать и пробиваться в Остербейк. Под непрекращающимся обстрелом мы отошли к открытой местности, возвышающейся над участком дороги, и окопались на обратном скате этой расположенной в центре поля возвышенности.

Четверг, 21 сентября
В течение дня мы находились под обстрелом - сначала немецкие самоходные орудия вели огонь прямой наводкой по нашим позициям, затем установки «Небельверфер» здорово осложнили нам жизнь. Ранним вечером мы получили приказ собраться в расположенной поблизости церкви, где услышали короткую и вдохновляющую речь полковника Лонсдейла. После этого наш отряд слился с отрядом Лонсдейла - пестрой смесью из солдат самых разных подразделений дивизии.

Условия жизни на Африканском ТВД. Часть III.

Все мы читали о знаменитых сражениях, состоявшихся в ходе боевых действий в Северной Африке. Но мало кто задавался вопросом, а в каких условиях приходилось нести службу военнослужащим обеих сторон, какого напряжения моральных и физических сил им это стоило....

"GHIBLI"


Одним из самых ужасных сюрпризов пустыни Северной Африки являются пылевые бури, известные среди местных как Ghilbi, которые каждый раз начинались практически без всякого предупреждения. На солдат вдруг обрушивались тонны песка и пыли, несомые ветром страшной силы. Видимость сразу падала до нуля, а сила ветра иногда была такова, что лёгкие транспортные средства физически не могли продолжать движение. При скорости 145-150 км/ч ветер даже был способен перевернуть грузовики, а также вынудить полностью остановить атаку. Во время пылевой бури начинались проблемы с дыханием, солдатам приходилось использовать шарфы, носовые платки и прочую ткань как фильтры от всепроникающей пыли и песка. Но в купе с жарой дышать в такой ситуации было практически невыносимо.

Эти пылевые бури в зависимости от времени суток повышали окружающую температуру до 35°C, а статическое электричество, которое сопровождало бурю, сбивало показания компасов и делало невозможным радиосвязь. Наиболее частые и сильные бури происходили в весенние месяцы, но менее сильные могли возникнуть в любой момент.


Кратковременные ливни

Эта аномалия пустыни проявлялась более часто, чем принято считать. В пустыне находится множество пересохших речных русл и лож высохших водоёмов. Во время ливня в течение нескольких минут они могли наполниться и превратиться в ревущие потоки, сметающие всё на своём пути, переворачивая лёгкие машины и смывая вооружение. Солдаты DAK были научены опытом не спать слишком крепко, чтобы не быть застигнутыми врасплох в таких случаях

Условия жизни на Африканском ТВД. Часть II.

Все мы читали о знаменитых сражениях, состоявшихся в ходе боевых действий в Северной Африке. Но мало кто задавался вопросом, а в каких условиях приходилось нести службу военнослужащим обеих сторон, какого напряжения моральных и физических сил им это стоило....

Мелкая пустынная пыль

Постоянным ночным кошмаром была песчаная пыль. Она была мелкой как тальк, и служила постоянной причиной раздражения глаз и порчи точного вооружения. Орудийные поворотные механизмы, танковые башенные погоны, оптические приборы и всё остальное, что требовало аккуратного использования и точной настройки. Песчаная пыль попадала в смазку и масло, что временами требовало полного снятия танковой башни и очистки башенного погона, чтобы башня снова могла нормально поворачиваться. Сильные ветра задували пыль в мельчайшие отверстия в машине, что часто служило причиной выхода из строя оборудования и целых агрегатов. В пылевой буре видимость снижалась до нескольких метров, и этим мог воспользоваться противник, и предпринять неожиданную атаку. Солнцепылезащитные очки полагались каждому военнослужащему моторизованных частей DAK.

Фауна

Районы, в которых проходили основные сражения в Северной Африке, в большинстве своём были внутренними, и населялись лишь несколькими кочующими племенами бедуинов. Часто места расположения войск кишели ядовитыми змеями и скорпионами. Построенные укрепления из камня были идеальным укрытием для этих тварей.

Еда

Немецкие солдаты в Европе ели белый хлеб и картофель - продукты, которые было нереально использовать в пустыне, в силу климатических условий. Поэтому подразделения DAK были вынуждены полностью изменить своё меню, в некоторых случаях используя совершенно чуждые им продукты. Картофель был заменён бобами и фасолью, а обычный хлеб - сухарями (Zweiback). Жировыми добавками стали оливковое масло и консервированные сардины. Большинство продуктов, использовавшихся итальянскими солдатами, были противны немецкими военнослужащими (особенно это касалось консервированного мяса), но через силу и они употреблялись.

В начальный период боевых действий весьма распространённым заболеванием в DAK была желтуха. Чёрный хлеб был достаточно тяжёлой пищей, а полное отсутствие свежих фруктов и овощей играло ведущую роль в ухудшении здоровья военнослужащих DAK. Тем не менее, к апрелю 1941 года в район боевых действий прибыла 531-я пекарская рота и начала осуществлять снабжение частей DAK свежим хлебом. Самым странным и интересным было то, что пекарские печи топились дровами, которые доставлялись по морю из Италии.

Условия жизни на Африканском ТВД. Часть I.

Все мы читали о знаменитых сражениях, состоявшихся в ходе боевых действий в Северной Африке. Но мало кто задавался вопросом, а в каких условиях приходилось нести службу военнослужащим обеих сторон, какого напряжения моральных и физических сил им это стоило....

Пустынные мухи

Жизнь в пустыне в наскоро вырытых окопах и построенных из известняка укрытиях была достаточно тяжёлой. В дневное время температура в этих сооружениях поднималась выше всех допустимых норм. Однако более всего любому из служивших в пустыне запомнились тучи мух, атаковавших людей каждое утро. В поисках влаги в любом виде, мухи предпочитали глаза, рот и ноздри человека. Также они постоянно вились вокруг еды. Сон в дневное время был невозможен, так как мухи сразу же стремились залететь в нос и рот. Приём пищи сводился к контролю за тем, много ли мух ты съел вместе с едой. Когда солнце садилось, и температура падала, мухи поднимались несколько выше над землёй, но каждое утро они возвращались мириадами.


Ночная активность

В связи с тем, что в дневное время противник постоянно вёл наблюдение, а также в связи с прохладой вечернего времени, практически всё оно тратилось на выполнение различных боевых задач: постановка мин, рытьё окопов, снабжение аванпостов и патрулирование местности. Так как температура в ночное время могла упасть на несколько десятков градусов за считанные часы, то это время использовалось для выполнения заданий, требующих больших физических сил: разгрузка грузовиков, рытьё окопов и оборудование артиллерийских позиций. Короткие (из-за жары и мух) периоды сна днём и насыщенные работой ночи, были постоянной причиной стресса у солдат.


Температура

Песок может быть и очень холодным, и нестерпимо горячим. И ещё неизвестно что хуже: ночной леденящий песок или дневной плавящийся.

Если вы рассматривали фотографии DAK, где тени солнца ещё довольно длинные (утро), то наверняка заметили, что солдаты и офицеры DAK ещё полностью и очень тепло одеты. Шинели и френчи с поднятыми воротниками, а в некоторых случаях даже тёплые свитера. Перчатки, рукавицы и шарфы также не были редкостью в подразделениях DAK, что говорит само за себя.

Многие из нас видели фотографии танкистов DAK, в полдень жарящих на корпусе своего танка яичницу. Но мало кто задумывался, что в любую минуту экипаж должен был по тревоге запрыгнуть в свой раскалённый танк и быть готовым выполнять боевую задачу. Сейчас нет возможности удостовериться насколько хорошо экипаж был способен выполнить поставленную задачу, управляя такой стальной "духовкой" на гусеницах, но наверняка задачи выполнялись, а экипажи научились приспосабливаться к таким условиям. Большинство сражений планировалось на раннее утро именно в связи с температурой. Такое планирование также предохраняло двигатели техники от перегрева.

Первая победа Михаэля Виттмана

Из книги Франца Куровски "500 танковых атак":

"Над горизонтом поднималось солнце. Через несколько минут длинные темные тени растаяли, и стало почти совсем светло. Михаэль Витман, прикрыв глаза от солнца рукой, пристально смотрел на восток. Там, в простиравшихся к северу лесах, шли вперед мотоциклисты авангарда. «Как там?» — спросил ротенфюрер Клинк. «Ничего не видно. Остаемся здесь, как приказано, и ждем. Там ничего не происходит!» Спустя несколько секунд после этих поспешно сказанных слов из леса открыли огонь противотанковые орудия с треском рвущихся снарядов последовал стук пулеметов и, наконец, грохот танковых орудий. «Ну, теперь ими займется Майер!» — заметил Кольденхоф, механик-водитель самоходки. САУ Витмана была вооружена короткоствольным 75-мм орудием, которое солдаты прозвали «пеньком». Витман мысленно перенесся на инструктаж, проходивший в 2 часа ночи на командном пункте штурмбанн-фюрера Майера. Он получил приказ занять позиции к югу от опушки леса, чтобы защитить авангард от обхода с фланга. Моторизованный разведывательный батальон дивизии СС «Лейбштандарт» должен был с боем прорваться через лес, чтобы установить связь с 25-м мотоциклетным батальоном 25-й моторизованной дивизии. Немногочисленные штурмовые орудия были рассредоточены по всему десятикилометровому участку фронта. «Канюк, это Орел, прием!» Витман невольно пригнулся, внезапно услышав голос командира батареи. «Орел, это Канюк, прием!» «Двигайтесь к ручью у высоты 56,9 и закрепитесь там. Разведывательный батальон докладывает о вражеских танках. «Мы уже идем!..» Самоходка, стоявшая с работавшим вхолостую двигателем, двинулась вперед. Унтершарфюрер Кольденхоф завел ее в лощину. САУ продолжала двигаться, пока не достигла обратного склона высоты 56,9. Там она остановилась. Тут Михаэль Витман услышал лязг и рев танков. Среди гула выстрелов с северной стороны леса докатилось несколько хлопков. «Вон они!» — крикнул ротенфюрер Клинк, наводя 75-мм орудие. Витман отдал распоряжение механику-водителю: «Мы въедем на холм. Тридцать градусов вправо, вон в ту полоску растительности. Пройди достаточно далеко, чтобы я мог наблюдать обстановку, но не слишком, иначе мы выедем на открытое место». «Как будто я сам не знаю!» — обиженно буркнул Кольденхоф. Он надавил на педаль газа. Осторожно, метр за метром, самоходное орудие двинулось вверх по склону. Оно достигло полоски растительности на гребне холма и остановилось. Витман в бинокль пытался разглядеть хоть что-нибудь. «Еще два метра!» — приказал он. Самоходка двинулась вперед, и тут Витман увидел советские танки. Бинокль для этого был не нужен — они шли с северо-востока вдоль лощины. Витман почувствовал, как заколотилось сердце, когда он насчитал двенадцать вражеских машин. Что делать? Как мог он остановить столь многочисленного противника, не пожертвовав орудием и его экипажем? Пока он обдумывал дальнейшие действия, еще шесть советских танков выехали из леса метров на двести левее и повернули на юг. Они присоединились к основной группе, которая должна была достигнуть вершины холма минуты через две. «Сколько их?»- спросил заряжающий Петерсен. Остальные члены экипажа звали его «тихоней», но шум множества двигателей и лязг гусениц заставили его отбросить обычную сдержанность. «Восемнадцать!» — ответил командир. «И это все?» — спросил штурмман Цеман, семнадцатилетний радист Витмана. «Это все!» — ответил Витман. Потом он слегка нагнулся. «Сдай назад, Кольденхоф! Потом обойди холм слева». Самоходка отошла назад, повернулась и двинулась вниз по склону в обход холма. «Как только у нас будет четкий сектор обстрела, сближайся на полной скорости до двухсот метров. Иди прямо на них, чтобы Клинку не пришлось сильно поправлять прицел». Самоходное орудие ехало в обход холма. В поле зрения появились вражеские танки. Витман увидел, что ближайший из них был метрах в трехстах и уже преодолел нижнюю треть склона. Взревел двигатель, и самоходка рванулась вперед. Она преодолела последние сто метров и резко остановилась. Клинку оставалось лишь чуть-чуть поправить прицел. «Огонь!» 75-мм орудие выстрелило, и снаряд ударил в борт вражеского танка, который тут же запылал. Через несколько секунд с грохотом взорвался боекомплект. Не дожидаясь новых приказов, Кольденхоф двинул самоходку вперед, слегка повернул и остановился. Тем временем заряжающий Петерсен подал в камору орудия новый снаряд. Захлопнулся затвор, и Клинк выстрелил снова. Самоходка вздрогнула от отдачи, и одновременно пустая гильза лязгнула о предохранительное устройство и скатилась в холщовый мешок. Петерсен уже зарядил новый снаряд. Кольденхоф резко развернул самоходку на восток, уклонившись от снаряда ближайшего вражеского танка, который развернулся на одной гусенице сразу после первого попадания и открыл огонь. Второй подбитый вражеский танк уже горел. Самоходное орудие на большой скорости скатилось с холма и устремилось к лесу, из которого выехала шестерка советских танков. Оно с хрустом продиралось сквозь лес, а вокруг по деревьям хлестали снаряды. Они срезали ветки, дождем сыпавшиеся на самоходку. Потом самоходка совсем скрылась из вида в лесу. Пройдя полкилометра, Витман приказал механику-водителю повернуть на юг. В новом направлении они прошли еще два километра, прежде чем снова повернули на запад. Спустя примерно минуту САУ достигла кромки леса. «Стоп!» — приказал Витман. Люк распахнулся. Витман выбрался из рубки и спрыгнул на землю. Под прикрытием кустов он подобрался к опушке леса. Оттуда ему было прекрасно видно все, что делалось в поле, в лощине и на восточном склоне высоты 56,9. Он увидел три советских танка, беспрепятственно двигавшихся вперед. Теперь они были на гребне холма. Глядя направо, он наблюдал за основной группой вражеских танков, снова развернувшейся в сторону леса. Вдруг он увидел еще один танк, появившийся в нескольких сотнях метров справа от кромки леса и направившийся прямо к Витману. Витман вприпрыжку бросился к самоходке, стоявшей с работающим двигателем. Стремительно влетев в рубку, он занял место в командирском кресле. «Целься в просвет, Клинк! Внимание, он может появиться в любой момент!» Клинк прижался лбом к резиновой накладке прицела. В телескопическом прицеле появился просвет между деревьями. Потом он увидел ствол орудия КВ-1, за ним — лобовой лист и, наконец, могучую башню. Он чуть промедлил, слегка поправив прицел. Потом Клинк нажал кнопку выстрела. Эхо выстрела мощного орудия и сокрушительный удар снаряда о броню почти слились. Снаряд ударил КВ-1 в стык между корпусом и башней, сорвав башню с танка. Тяжелая башня с грохотом упала на землю, и жерло длинноствольного орудия зарылось в мягкий грунт. Через несколько секунд из танка выскочили двое уцелевших членов экипажа. Откуда-то застрочил пулемет. Танкисты скрылись из вида. Вскоре остатки КВ-1 были объяты пламенем. Самоходка снова пришла в движение. Она прошла несколько сотен метров на юг вдоль опушки. Внезапно вокруг них разверзся ад — десять советских танков открыли огонь по лесу. Самоходку осыпало ветвями и листьями, по стальным бортам колотили осколки. Один из снарядов разорвался всего в нескольких метрах от машины Витмана. Яркая вспышка осветила рубку самоходки. На несколько мгновений Витману показалось, что им конец. Оглушенный взрывом, он жестом подал сигнал Кольденхофу. Самоходка тронулась с места. Пройдя совсем немного, она снова повернула на запад и с лязгом понеслась по полю. Три советских танка все еще оставались на гребне холма, по-видимому, поджидая своих товарищей. Силуэты танков отчетливо выделялись на фоне неба. Впереди показался ручей. Повернувшись на одной гусенице, самоходка быстро подъехала к потоку, который представлял собой всего лишь мелкий ручеек, бежавший по каменистой земле. САУ Витмана пересекла ручей и достигла обратного ската незамеченной. Она забралась на склон с юго-западной стороны холма. Витман приближался к советским танкам с фланга. Вскоре до них осталось метров четыреста. Один из советских танков подставил ему корму. Бронебойный снаряд вонзился в моторное отделение вражеского танка. Белесоватым пламенем вспыхнул бензин. Вскоре танк был охвачен огнем. Остальные развернулись и начали приближаться. «Огонь, Клинк!» — крикнул Витман. Следующий снаряд ударил в лобовую броню одной из советских машин. Витман видел, что снаряд попал в цель, но без всякого видимого эффекта. Петерсен хватал ртом воздух. Он работал как проклятый, наклоняясь за следующим снарядом и держа его наготове, пока пустая гильза не вылетала из затвора и не падала с лязгом в холщовый мешок. Потом он досылал снаряд в орудие. Клинк не менее четырех раз выстрелил по головному советскому танку, прежде чем удалось его остановить. Шедшая следом советская машина отвернула в сторону, скатилась с холма и исчезла в лесу, где скрылись и остальные советские танки. Однако обездвиженный советский танк продолжал сражаться. Следующий его снаряд ударил в наклонную лобовую плиту самоходки и рикошетом отлетел почти вертикально вверх. Потом, прежде чем вражеский танк успел сделать, возможно, роковой выстрел, Клинк попал точно в погон башни. Теперь все было кончено. В небо взметнулось пламя, и люки танка распахнулись. Из него выскочили несколько человек в горящей одежде. Русские бросались на землю, пытаясь сбить пламя. Зрелище было ужасное! Витман доложил об успехе: «Попытка флангового обхода восемнадцати танков противника остановлена. Шесть вражеских танков уничтожено!» «Повтори еще раз, прием... Подтверди восемнадцать!» «Восемнадцать вражеских танков пытались выйти на высоту 56,9. Они отступили. Шесть вражеских танков уничтожено! — снова объяснил Витман. — Пришлите коновалов — у нас здесь трое раненых русских!» Больше советские танки пробиться на этом участке не пытались. Тем временем 1 -я мотоциклетная рота разведывательного батальона оберштурмфюрера Герхарда Бремера пробилась через северные леса и при поддержке основных сил батареи штурмовых орудий отбросила противника. Поставленная задача была выполнена. Когда Витман присоединился вечером к остальной батарее, ему приказали явиться в штаб дивизии. «Господи, пойди умойся, Михаэль! — сказал ему старый товарищ, унтерштурмфюрер Клинг. — Зепп тебе башку оторвет!» Через десять минут Михаэль Витман уже стоял перед командиром дивизии. Обергруппенфюрер Дитрих, глядя на него, улыбнулся. «Витман, вы со своим экипажем не позволили советской танковой части обойти фланг разведывательного батальона. Я награждаю вас Железным Крестом 1-го класса». С этими словами командир дивизии прикрепил награду на китель командира самоходки. «У вас есть какие-нибудь просьбы, Витман?» «Я хотел бы, чтобы о троих русских, раненных у высоты 56,9, как следует позаботились». Зепп Дитрих,лейтенант времен Первой мировой войны и один из первых танковых командиров кайзеровской армии, кивнул: «Я за этим прослежу, Витман!» "

Разбор полетов. Бой этот произошел 12 июля 1941 года неподалеку от городка Соколово северо-западнее Житомира. особое внимание следует обратить на действия Виттмана. Он продемонстрировал завидную выдержку и хладнокровие, обстреливая советские танки исключительно во фланг или с тыла. Судя по описанию, его штурмовое орудие совершило полный круг по полю боя, при этом советские танки находились внутри этого круга. Инициатива была все время в руках Виттмана. Количественный результат этого боя сомнеий не вызывает, так как он подтвержден другими источниками. Другое дело - качественный.
С какими танками пришлось иметь дело Виттману в тот день? куровски ничего не сообщает, упоминая лишь дуэль с КВ-1. Но снаряд короткого 75-мм орудия невозможно сорвать башню этого танка, так как его кинетическая энергия слишком мала. На немецких сайтах есть схожее описание боя, н офигурируют в нем лишь Т-34. Однако и с Т-34 в том бою Виттман не мог столкнуться, так как противостоял Лейбштандарту в том бою 22-й мехкорпус РККА, в составе которого на 22 июня имелось 31 КВ-2, 163 БТ, 464 Т-26 и 49 ХТ. И никаких тридцатьчетверок! Столкновение с КВ-2 тоже маловероятно, ибо башня этого танка весила 7 тонн, а башня КВ-1 - 4 тонны. Но если башню КВ - 1 снаряд штурмового орудия Михаэля сорвать не мог, то куда уж там до башни КВ-2? Так что именно с БТ, Т-26 или ХТ вел бой Витман. Что, впрочем, не умиляет его достоинств искуссного тактика и командира. Как мы видим, своими смелыми действиями Виттман не только открыл счет, но и добился тактической победы, предотвратив прорыв 18 советских танков.

Трагедия немецких бронетанковых войск во Второй мировой войне

Кампания 1940 г. во Франции и наступление 1941–1942 гг. в России показали, что бронетанковые войска при массированном и маневренном использовании их могут обеспечить быстрое уничтожение противника и достижение крупных оперативных успехов.
Молодые немецкие бронетанковые войска, имевшие на вооружении преимущественно легкие и лишь в небольшом количестве средние танки, добились значительных успехов в боях с противником.
Несмотря на большое количественное и качественное превосходство противника, немецкие бронетанковые войска сумели продвинуться в глубь России до Ленинграда, Москвы и Сталинграда. Эти успехи еще раз подчеркивают правильность принципов, которыми мы руководствовались при создании бронетанковых войск. Основными принципами, на которых строились немецкие бронетанковые войска, были:
— максимальная гибкость организации и прежде всего тактики бронетанковых войск;
— сосредоточение основных сил на решающих направлениях;
— проведение смелых и решительных действий.
В ходе летнего наступления 1943 г. немецкие бронетанковые войска потерпели неудачу. В операции «Цитадель»[6], проходившей с 3 по 27 июля 1943 г., на Курск с юга и севера одновременно наступали 16 танковых и 23 пехотные дивизии. После незначительных первоначальных успехов это наступление было остановлено. За четыре года Восточной кампании это была единственная крупная наступательная операция немецких войск, не увенчавшаяся успехом.

Главную группировку немецких войск в операции «Цитадель» составляли бронетанковые соединения. Это обстоятельство послужило маршалу Коневу, командовавшему под Курском русскими войсками, поводом для заявления о том, что летняя битва на Курской дуге была «лебединой песней» немецких бронетанковых войск. Это утверждение не было точным ни с точки зрения потерь, ни с точки зрения цели наступления. Конечно, потери были тяжелыми, но они лишь незначительно превышали количество танков и штурмовых орудий, ежемесячно выпускаемых в то время нашей промышленностью.

Анализируя неудачный исход битвы под Курском, необходимо отметить, что в каждой из трех наступавших армий первый эшелон на направлениях главных ударов составляли почти исключительно танковые дивизии, имевшиеся в распоряжении этих армий.

Действуя в большинстве случаев самостоятельно, они в течение первых пяти дней прорвали две, а на некоторых участках даже три глубоко эшелонированные оборонительные позиции, занятые крупными силами противника, и продвинулись на отдельных участках до 25 км. Наступление танковых дивизий было ослаблено лишь в результате контрударов превосходящих сил противника, нанесенных по открытым флангам. Танковые дивизии вследствие отсутствия достаточных сил пехоты были вынуждены выделять из своего состава значительные силы для прикрытия этих флангов.

Однако решающее значение для поражения имел неудачный в целом план операции. Гитлер, являвшийся высшим политическим и военным руководителем, лично отдал приказ о проведении этого наступления. Он до мельчайших подробностей определил время начала наступления, участки прорыва и группировку войск. Поэтому, вопреки советам военных специалистов, противник был атакован в самом сильном месте и буквально «взят за рога», а лучшие бронетанковые соединения оказались втянутыми в лабиринт русских полевых укреплений. К этому следует добавить, что элемент внезапности как в отношении времени, так и в отношении места нанесения ударов достигнут не был. Очевидно, что неудача наступления танковых соединений в таких условиях не дает оснований сомневаться в ценности бронетанковых войск и тем более называть эту операцию их «лебединой песней».
Причины поражения в операции «Цитадель» следует искать не в танковых соединениях и вообще не в войсках, участвовавших в операции. Неудачи немецких бронетанковых войск в наступательных и контрнаступательных операциях 1944–1945 гг. создали в военной литературе и в широких кругах немецкой общественности мнение, что время танков прошло и они пережили себя.

Этот неправильный вывод опровергается следующими фактами.
Стратегическая инициатива в этот период перешла к русским. Они проводили наступательные операции на фронте в 3000 км. На этом фронте находилось примерно 150 немецких пехотных дивизий, которые строили оборону по принципу опорных пунктов, не развивая ее в глубину. Русские проводили наступательные операции на непрерывно изменяющихся направлениях главных ударов. При этом они наступали прежде всего на пехотные дивизии, которые были не способны организовать надежную противотанковую оборону. В конце войны русские часто осуществляли несколько одновременных прорывов, расширяя их по фронту и в глубину.
Если на поле боя, хотя бы в приблизительно достаточном количестве, появлялись подготовленные для проведения контратак танковые части, то успех обороны в большинстве случаев был обеспечен. Но едва ликвидировалась угроза на одном направлении, как возникала тяжелая обстановка на другом. Новое направление часто бывало удалено от первого направления на несколько сот километров. В результате этого около 25 немецких танковых соединений, не щадя людей и техники, непрерывно метались вдоль фронта. Контратаки танковыми дивизиями в полном составе проводились все реже и реже. Обычно по прибытии первых танковых частей на угрожаемый участок фронта обстановка бывала настолько тяжелой, что, вопреки всем принципам, становился неизбежным ввод их в бой побатальонно.

Вынужденные действовать на большом пространстве против численно превосходящего противника, немецкие бронетанковые войска дробили свои силы. Таким образом, лучшее оружие сухопутных войск теряло свои главные преимущества.

Попытка немецкого командования ликвидировать неблагоприятную оперативно-тактическую ситуацию путем проведения организационных мероприятий не увенчалась успехом, ибо для этого отсутствовали необходимые предпосылки. Хотя немецкие бронетанковые войска в период последней войны произвели революцию в методах ведения боевых действий, однако их организация не была передовой. Еще в 1940 г. бронированные машины составляли лишь небольшую часть танковой дивизии. В то время на 300 танков приходилось около 3000 небронированных колесных машин, не способных двигаться вне дорог. Вместо того чтобы перед нападением на Россию усилить танковое ядро дивизии, Гитлер настоял на сокращении численности танков в дивизии до 200 единиц.

В 1944 г. делалась попытка исправить эту ошибку путем формирования танковых корпусов. Но главное исправлено не было. В танковых корпусах так же, как и в дивизиях, было мало танков. В каждом из трех сформированных танковых корпусов («Великая Германия», «Герман Геринг» и «Фельдхеррнхалле») имелось в двух дивизиях лишь по одному слабому танковому полку, в котором в большинстве случаев было не более 50—100 боеспособных танков. Конечно, эти корпуса сыграли большую роль, но по соотношению между танками и остальным вооружением дивизий они не соответствовали требованиям, вытекавшим из боевого опыта. Особенно резко это проявлялось в тех Случаях, когда в ходе наступления передовые танковые части вынуждены были останавливаться только потому, что вторые эшелоны и тылы, следовавшие за ними на колесных машинах, застревали в грязи. Наличие таких совершенно различных по скорости и тактическим возможностям средств, как танки и колесные машины, постоянно приводило к разрыву дивизии на несколько частей. Часто бывало так, что колесные машины, двигаясь по обычным дорогам или автострадам, далеко уходили вперед от танков. В других случаях танки, продвигаясь вне дорог, отрывались от следующей за ними мотопехоты или были вынуждены двигаться со скоростью пехоты, что явно противоречило основным принципам использования бронетанковых войск.

В последний период войны русские настолько усовершенствовали методы быстрой организации противотанковой обороны, что преодолеть ее можно было лишь в результате совместного наступления танков и мотопехоты. Но для этого не хватало бронетранспортеров, на которых мотопехота могла бы наступать вслед за танками, ведя бой в тесном взаимодействии с ними.

Батальон бронетранспортеров имелся лишь в некоторых танковых дивизиях. Впрочем бронетранспортер того времени представлял собой лишь импровизацию: на шасси тягача укрепляли броневые листы, превращая его в бронированную машину для перевозки личного состава. Это не был бронетранспортер в полном смысле слова. Недостаток стали и другие узкие места немецкой военной промышленности не позволяли существенно увеличивать количество и повышать качество танков и бронетранспортеров.

Русские бронетанковые войска ни в чем не ощущали недостатка. В последний период они действовали по немецким принципам и при осуществлении крупных прорывов в 1944 и 1945 гг. доказали, что, несмотря на резко возросшую эффективность противотанковой обороны, танковые соединения, используемые оперативно, являются решающей силой в сражении.

Трагедия немецких бронетанковых войск состояла в том, что они, являясь создателями методов ведения танковой войны, оказались в таком положении, когда ослабевшая военная промышленность уже не могла дать им оружие и средства, необходимые для нанесения ударов, которые могли бы оказать влияние на результаты войны.

Война без прикрас

"Я и многие другие, достаточно честные перед собой, задавали себе вопрос: «Вернемся ли мы домой с победой?» Но вопрос этот было бесцельным, поскольку выбора у нас уже не было."

"Война стала нашей суровой реальностью, и каждый день мы просто старались выжить, не совершая при этом актов героизма, индивидуального или массового. Если быть честным, наши боевые будни были вовсе не такими, какими их представляют многие, кто не был на войне. А наша жизнь мало походила на то, что описывается в романтических книгах, где на каждой странице герои, подвиги и исключительная смелость. Да и многие ли из нас были бесстрашными солдатами? Перед каждым боем у нас сводило животы. Я, помимо страха попасть в плен, ужасно боялся, что меня ранят в голову, как будто ранение в живот или в грудь было чем-то лучше ... Мы все неосознанно или осознанно старались избегать опасностей, когда это было возможным. Да и как иначе, если каждому человеку присущ инстинкт самосохранения? О его проявлениях во время войны говорить не принято, иначе тебя могут обвинить в трусости. Но, скажу откровенно, те из нас, кто был безрассудно смел, очень быстро нашли себе могилу."

"Вскоре мы достигли арьергарда вермахта. Он представлял собой удручающее зрелище. Учась в школе, я именно так представлял себе наполеоновскую армию, отступавшую из Москвы. Везде были подводы, нагруженные завернутыми в покрывала оледеневшими покойниками, которых забрали с передовой. На мертвых не было ни ботинок, ни теплой одежды. Все это сняли с них и раздали тем, кто продолжал сражаться. Из-под покрывал торчали желтые и немытые голые ноги мертвецов, иногда на них были носки с зияющими дырами или самодельные портянки. Но погибшие хотя бы уже не чувствовали холода. Однако там были и сани с ранеными, которые тащили изнеможенные лошади. Эти раненые лежали в санях на залитой кровью соломе, укрывшись старыми покрывалами и другим тряпьем, которое позволяло хоть немного согреться. На них было тяжело смотреть. Их раны сковывал мороз, и они громко стонали от боли. Обеспечить уход каждому из них совершенно не было возможности, и многие раненые умирали прямо на санях. Увиденное не могло поднять наш боевой дух. Бойцы, проходившие мимо нас, пережившие ад на земле, бросали на нас пустые, безжизненные взгляды. Некоторые из них всматривались в нас с жалостью и, вероятно,думали: «Вот новое пушечное мясо, такое же, как и мы». Это отнюдь не придавало нам веры в победу."

//Хендрик Фертен, "В огне Восточного фронта"//